Тень моя
облизывает тротуар.
Прохожие, наступая на её маслянистое пятно,
поскальзываются.
А вот и ты:
я успеваю заметить,
что твой зрачок
обретает калибр девять миллиметров.
Цынь! —
и я лишился головы;
да что там! —
даже Солнце
разбито этим нечаянным взглядом,
и осколки его
падают на нас —
как бы не обжечься,
прикасаясь к твоим волосам.
Чтобы быть настоящим поэтом,
надо здорово разбираться
в рифме:
я, например,
оканчиваю каждую свою реплику
поцелуем.
Чтобы быть настоящим поэтом,
надо здорово разбираться
в языке:
я, например,
отлично разбираюсь в твоём.
Два поезда, вышедшие из-под контроля,
миновали стены зубов, почву губ
и столкнулись.
Но пассажиры
вовсе не огорчены катастрофой,
а скорее желают,
чтобы та длилась вечно.
Ты улыбаешься,
а я, как котёнок,
слизываю молоко твоих зубов
с блюдца губ.
Самое интересное
в том,
что ты не любишь меня,
а я
не столько люблю тебя,
сколько люблю любить:
такая любовь — одноклеточная
шахматная доска.
Жаль, что у меня не три глаза:
так тебе было бы легче
прочесть многоточие в моей душе.
Я ухожу.
Рот полон пылью поцелуев,
а губы стараются сохранить их чертёж,
но стоит мне сказать хоть слово —
и вкус любви рассыпется,
поэтому я даже не прощаюсь.
Сладкий вечер:
небо залито вишнёвым кремом,
по которому каплей мёда
стекает Солнце.
|
