По ночам небеса воронеют от множества строчек,
что поэты на них написали в течение дня.
А с зарёю светает, и тает взволнованный почерк,
но звездами рождаются строчки, которых не снять.
На Реке сединой прорезаются первые льдины,
как куски недописанных, ревностно порванных пьес.
Только здесь понимаешь, что ветры и воды едины —
этот лёд — миллиарды стеклянных осколков небес.
Фонари в проводах, словно целые ноты на стане,
а трамваи смычками рогов оживляют альты.
Этот Город звучит; Дирижёр не хотел и не станет
прерывать его музыку гранью двустенной черты.
А завязнув в воронке движенья к немыслимой цели
к средоточию Города, к центру дорожных аорт,
звуки слышат друзей и с улыбкой сливаются в целый
некий вечно чущовищный, вечно красивый аккорд!
|
